ОТКРЫВАЯ КРАСОТУ
Художник и время
Художник, Мастер, как бы он ни был талантлив, начинается, как правило, с овладения техническими навыками, с постижения профессиональных тайн. Эту истину нам внушают смолоду. Позже и сами убеждаемся, что редко кому может прийти в голову, к примеру, сесть за пианино исполнять серьезную музыку, не зная элементарной нотной грамоты. Точно так же и человек, не владеющий, скажем, рисунком, не напишет ничего путного, потому что рисунок — основа всякого художественного полотна, будь то портрет или пейзаж, натюрморт или жанровая картина.
Рисунок, цветовые взаимоотношения, чувство композиции для живописца — та же нотная грамота. Это наука, что создавалась веками, в нее внес вклад каждый подлинный художник.
У всякой реки есть берега. А у художественной школы — профессиональная программа. Здесь может быть свой, так сказать, техминимум, но нет и не может быть техмаксимума, как нет предела совершенствованию.
Разумеется, овладение мастерством, наличие школы — не самоцель, а лишь средство, благодаря которому художник выражает мысли и чувства, общается со зрителем. Ведь можно безукоризненно владеть техникой живописи и не оставить яркого следа в искусстве, ничего не сказать людям ни о себе, ни о времени. В истории искусства тому немало примеров.
Подлинный художник — это всегда личность со своим взглядом на жизнь и масштабом мышления, со своим мерилом добра и зла, понятием гражданского долга и чувством прекрасного. Он не может быть человеком равнодушным. Ему в таком случае просто нечего было бы утверждать или отрицать, нечем искушать. А ведь слова «искусство» и «искушение» не только одного корня — они близки по значению. Истинное искусство — всегда чудо.
Но художник — это еще и великий труд, самозабвенная работа, круто замешанная на прочной вере в необходимость этого дела. Ведь картины пишутся иногда годами. Вспомним классический в этом смысле пример Александра Иванова. На мой взгляд, в истории искусства нет картины, равной его «Явлению Христа народу». Он совершил беспримерный подвиг. Как нужно было любить, верить в замысел, в избранный сюжет, чтобы не разочароваться, не изменить всему этому десятки лет, целую творческую жизнь! Поразительно! Вот истинный пример Художника.
Мог ли Иванов совершить тот подвиг, не приобщившись к объективно существующему в искусстве критерию прекрасного? Огромная работа предшествовала созданию гениального полотна: бесчисленные зарисовки, этюды, эскизы, варианты композиций - все это само по себе целая школа для живописца. Наглядный пример профессиональной и человеческой зрелости, верности природе и традициям великого искусства, реалистической школе.
Говоря современным языком, Иванов долгие годы экспериментировал, но лишь немногим было известно, что за это время происходило на его «кухне». Для него же главным было — результат, его картина. С какой любовью готовил он ее, чтобы показать людям. Беспримерная ответственность и перед собой, и перед современниками, а в результате и перед вами, потомками.
Очень важен для художника этот простой в сущности вопрос: с чем идешь к людям? Вопрос один — ответы на него самые разные. Иные «новаторы» за рубежом, да и наши доморощенные, порой всю жизнь не просто экспериментируют (это-то как раз никогда не возбранялось!), а угощают зрителей какими-то неудобоваримыми полуфабрикатами, выдавая их за нечто вполне съедобное. Да еще и обижаются, что люди не принимают подобную пищу: не доросли, мол, до понимания истинных ценностей, отстали от жизни и т. д.
Чтобы искусственно привлечь внимание публики, иногда такие экспериментаторы обращаются к важным, действительно интересным сюжетам, темам, мыслям, но исполняют все приблизительно, кое-как, без мастерства, без вдохновения. И сюжет, тема, мысль в данном случае, разумеется, не выручают.
Очень распространено в современном искусстве и явление, которое я назвал бы подражанием самому себе. Художник выработал для себя определенные художественные приемы, обрел действительно отличную от других манеру письма. И вместо того, чтобы следовать реальной жизни, природе, беря ее в бесконечных, но всегда прекрасных проявлениях, занимается именно подражанием самому себе. Тиражированием когда-то найденного — то есть худшим из подражаний.
«Я так вижу»... Ставшая довольно распространенной формула эта для иных авторов — не что иное, как неуклюжее стремление прикрыть профессиональную малограмотность, безответственность перед зрителем.
По-своему видели мир настоящие художники всех времен и народов. Но при этом все они были понятны и современникам, и позднейшим поколениям зрителей. Брюллов, Иванов или Федотов, Крамской или Шишкин, Репин или Перов, Суриков, Куинджи или Левитан — из них каждый мог бы сказать то же: «Я так вижу». Да, большие художники говорили с людьми своим, но всем понятным языком, они учили прекрасному. И каждый из них, прежде чем стать в искусстве учителем, был прилежным, упорным, аккуратным учеником. Учеником у жизни, природы — натуры в широком смысле, и у великих мастеров-реалистов, им предшествовавших, как отечественных, так и зарубежных.
Язык художника — явление в высшей степени демократическое, общедоступное. Всех волнуют творения Микеланджело и Рафаэля, Веласкеса и Тициана. Но еще лучше можно понять каждого из них, если знать время, в которое они жили, страну, где родились и создавали произведения. Художник — всегда дитя своего времени и своего народа.
Разумеется, речь идет о подлинных творцах, звездах первой величины. А именно они на главной магистрали искусства всегда были и есть звезды путеводные, испытанные временем, а потому и самые авторитетные ценители и законодатели прекрасного. Отмеченные могучей индивидуальностью, они подобны вершинам горной цепи, проходящей по всем материкам. Убежден, только на них можно ориентироваться, если хочешь сделать что-то стоящее в такой богатейшей традициями и достижениями области проявления человеческого духа, каким является изобразительное искусство и, в частности, живопись.
Мне довелось участвовать во многих представительных и авторитетных выставках. Всегда испытываешь душевный трепет: как примут, поймут ли, оценят или не оценят зрители, остановят или не остановят их внимание твои работы? А ведь на большие выставки их попадает, как правило, одна - две, редко больше.
Но ни в какое сравнение не идут эти волнения с тем, что художник испытывает перед выставкой персональной.
Тут все сосредоточено по существу вокруг одних и тех же вопросов: На правильном ли ты пути? Примет ли и как примет тебя взыскательный зритель, который, конечно же, очень разный, но в целом в совокупности своей судящий и безжалостно, и безошибочно.
Скажу откровенно, персональная выставка приносит огромное удовлетворение. Несказанно радостно видеть и чувствовать, что твой труд оценен, что многие люди уходят с выставки душевно удовлетворенными.
Убеждают в этом выставки и дома, и за рубежом. Интерес к реалистическому искусству на Западе огромный. Недаром там сейчас нередко уже говорят о том, что Россия спасла реализм в живописи.
И за рубежом, и у нас меня часто спрашивают, почему я много пишу портретов старых людей. Спрашивают устно, в письмах, в книгах отзывов на выставках.
Люблю стариков. Их лица. Их благородство, манеру говорить, слушать. Их мудрую душу, доброту, порой доходящую до самопожертвования.
Старики — наше недалекое прошлое, наполненное подлинным героизмом и романтикой, удивительными делами и энтузиазмом, волей к жизни. Такое прошлое, таких людей нельзя не ценить, не любить. Иначе мы бы сознательно обкрадывали себя. Лицо человека поистине является лицом истории.
Один из классиков сказал: кто забыл свою мать — тот преступник. Разумеется, речь идет не только о конкретной, именно своей матери. Речь — о сыновнем, дочернем долге перед родителями, об ответственности нового поколения перед старшим, о преемственности, духовном совершенствовании человека, о благодарности.
Само по себе грустное явление — одинокий человек. Но человек, обойденный вниманием, да еще со стороны близких людей, ему обязанных,— дело вообще непростительное. Молодость характерна надеждами. На старости же, даже просветленной заботой и вниманием, всегда есть неуловимая печать грусти уходящего. Создавая портреты стариков, я стремлюсь достучаться до сердец людей молодых, у которых тоже будет в жизни такая пора.
Наверное, это профессиональное — люблю изучать человеческие лица, характеры. Портрет — мой любимый жанр. В работе над каждым
из них у художника есть конкретные особенности, задачи, в том числе чисто профессиональные. Но как жанр в целом портрет дает возможность создать не просто галерею лиц, образов, а выразить отношение к жизни, к времени. Отсюда интерес не только к характерным лицам и изображению людей, олицетворяющих эпоху, людей знаменитых, известных, но и тех, у которых даже на лице видится духовное уродство. Интересно писать людей разных. Приятнее же — добрых. Они каждый по-своему всегда красивы.
Александр Шилов
Народный художник СССР
|